Перелет в Дели

Машины на дорогах. В подавляющем большинстве местного производства. "Тата" - эти могут быть и легковушки (очень удобные, малогабаритные и вместимые), и микроавтобусы, и буйволы-грузовики. Еще "Марути-Сузуки", это либо "Esteem" ("Почет"), они посовременнее и поэлегантнее, либо простецкая модель 800. Своя "Хонда", свой "Фиат", есть корейский "Хандей". Все еще полно округлых и старообразных "Амбассадоров", им уж лет 40, но сделаны добротно.

Время от времени встречаются демократичные "Public Convenience" - уборные для всех. Это типично индийское по духу заведение: не только видны ноги того, кто внутри (это как в Париже), но кто-то обязательно ссыт снаружи... Это, конечно же, мужчина: в Индии мужчина - царь и бог, по-видимому, так что и его естественные отправления божественны...

* * *

Приехали, наконец, в наш далёкий от всего район Алакнанда, продравшись сквозь вспухший к полуночи трафик: Дели никогда не спит... И отчего-то захотелось такой простой вещи, как пива. У хозяев, которые нас, ясное дело, накормили вечной вегетаринской манной, ничего такого в доме не водилось. Хотя оба - художники, оба светские и "современные". Однако - "не пьють"... И - вегетарианцы.

"Мы сейчас," - сказали мы, а они оба чуть улыбнулись нашей слабости. В двух шагах от их квартала очередной огромный рынок, расползшийся во все стороны торговый центр. Тут и в поздний час можно всё купить: овощи-фрукты, хозтовары, прохладительные напитки, одежду-обувь. У края тротуара, за ящиком на колесах, типа того, что прежде были у московских мороженщиков, стоял невысокий парень, которого Гину спросила, где ближайшая питьевая лавка. Он в первый момент как-то по-особому воззрился на неё. Не то с недоумением. Или с осуждением. Или с уважением её лихости. Женщина всё же, мол, а принимает... Либо гулящая, либо иностранка, другого не дано. Правда, на вид индийка. Значит... Но, с другой стороны, одета несколько по-чуднoму. Значит, всё-таки иностранка. Впрочем, для многих мужиков (и не только в Индии) оба понятия совпадают: раз неместная, значит более доступна, потенциально одинока и беззащитна...

Пока ловили рикшу, который, конечно, незамедлительно нарисовался из ночи, я спросил у Гину, чем торговал этот парень. На его ящике было множество загадочных банок и коробочек, а со стойки свисали гирлянды широких, тёмно-зелёных листьев, мягких на вид.

"Паном," - ответила Гину, влезая в чёрное чрево рикши и называя адрес, который ей сообщил парень. Почувствовав, что в очередной раз я что-то недопонял на просторах её загадочной родины, Гину взялась объяснить, терпеливым тоном, будто с малышом или с инопланетянином:

"Видел: вокруг него на асфальте красные такие пятна? Будто кого-то с кровью вывернуло? Но это как жвачка на асфальте - пожевал-пожевал да выплюнул..."

Видел, кивнул я: для непривычного человека зрелище в самом деле не из самых эстетичных. Особенно когда прямо рядом с тобой кто-то из прохожих выплюнет эту алую массу, пусть тактично, в сторонку... Первое впечатление: вот оно, началось, у него (это всегда "он") - дизентерия, кровавый понос со рвотой, холера с сибирской язвой, всему хана!.. А на самом деле ничего особенного: всё равно что, ну, покурил человек, а окурок к стеночке бросил. Или жевал себе жвачку, да надоело, и вот он давай её презервативом на язык себе натягивать или воздушными шариками изо рта выдувать. Выплюнул, значит за ненадобностью. Отслужила своё, значит. Fun, выходит, кончился.

"Ты потом сходи, посмотри, как он этот пан делает," - продолжила Гину. - "Там чуть ли не дюжина ингредиентов, их раскладывают на подкладке из листьев. Листья - это бетель. А потом, когда всё насыпано-намазано, смесь заворачивают в листья и протыкают в одном месте чем-то вроде зубочистки, чтобы лист не развернулся."

"А это наркотик?" - задал я наивный вопрос, на который даже рикша отреагировал нервным, недоумевающим, недоверчивым полуповоротом головы в мою сторону, несмотря на бурлящий поток транспорта перед собой: если б был наркотик, его бы открыто и повсюду не продавали, так?

"В общем нет," - невозмутимо ответила Гину. - "Говорят, будто к пану привыкают и потом начинают покупать его, снова и снова, без конца. Но ведь так же и сигареты покупают. Или пиво. Впрочем, ты бы лучше сам попробовал, как тебе этот пан на вкус покажется. Для меня он хуже аперитива. Или кальвадоса. Или твоей хвалёной сливовицы..."

На этой неопределённой, хотя многогранной ноте наш разговор прервался. После нескольких поворотов, переходов из ряда в ряд в ходе бесконечной шашечной партии уличного движения, после нудного стояния в очереди бесконечно газующих рикш, перекрикивавшихся друг с другом хриплыми вoронами, после созерцания бесконечной толпы, медленно текшей вдоль ярко-ярко высвеченных палаток и магазинчиков, где было что угодно, но только не спиртное, мы, наконец, доехали до цели. Рикша наш лихо развернулся, увернувшись сразу от трёх нёсшихся на него машин на стороне встречного движения, те немедленно взбеленились, затявкали своими сигналами, нисколько не сбавив, впрочем, скорости. А мы уже были у очередного магазина, перед которым, на ведущих к прилавку приступках, в три или четыре крутых ступени, роилась толпа разного вида мужиков. Ни вида, ни подобия очереди не наблюдалось. Женщин тоже.

За затылками страждущих и за их воздетыми руками с зажатыми в пальцах мятыми бумажками рупий виднелись лица седобородого продавца, наверное хозяина, и его двух или трёх помощников, молодых ребят. За ними, над ними, где-то у зеркальных стенок в туманной дали, стояли ряды однородных бутылок, в основном наполненных желтоватой, цвета ночной мочи, жидкостью - видимо, то самое, массовое индийское виски, которое известно своим клопиным привкусом, водянистостью и офигенной головной болью у смельчаков, которые на него польстились (оно, конечно, не столь дорого, как какое-нибудь орудие британского колониализма, например, чёрный "Джек Дэнилс").

Толпа бурлила, не переставая, и не приходилось и думать, чтобы перебороть этот бурный поток индийских греховодников, презревших возможность резкого похужения собственной кармы. Но седобородый джентльмен за прилавком заприметил мою Гину, крикнул ей лишь понятные слова приветствия, шумнул на сомкнутые ряды индийских борцов с сухим законом, бурливших перед ним, наши рупии проплыли в жарком и густом ночном воздухе в благодатные и благодарные длани сего благородного целовальника, а к нам обратным порядком были бережно доставлены три или четыре довольно холодные бутылки, наверное с вездесущим "Кингфишером" ("Зимородком", то бишь - во название, не чета нашим!). Тут нас подёргал за полу очередной нищий, ему были вручены монетки от сдачи, на похмел души - где-где, но у питьевой лавки гуманизм надо проявлять, хотя бы через раз на третий. Наш рикша пригласил нас широким жестом в свою "божью коровку", мы дотрюхали минут за пятнадцать до нашего квартала, после чего он обобрал нас, заломив двое больше таксы и непрестанно вопя, что пока ждал нас, мог бы уже стать Крёзом с другими седоками, и вообще он не нанимался быть пособником греха и разврата, но вскоре мы - и это по прошествии почти часа - вновь оказались в нашей квартире, и наши рецепторы стали с наслаждением насыщаться ароматом хмеля, вздрагивать от пощипывания шипучей пены - чем славно даже заурядное пиво. ("Кингфишер", по отзывам знатоков, не пильзенское, конечно, но вполне даже ничего, особенно на безрыбьи...)

В одной местной газете прочитал заметку под заголовком "Женщины и дети уничтожили палатку по продаже спиртных изделий": "В аду нет гнева больше, чем у женщин, что ненавидят алкоголь. Так, наверное, написал бы Шекспир, если бы стал свидетелем того, как жительницы из забытого богом посёлка Джорхерри, рука об руку со своими детьми, опрокинули и разгромили палатку, которую соорудил из жести некий предприимчивый торговец и поставил на выезде из их деревни, чтобы продавать виски."

А в то же время "сухого закона" в Индии нет. В ресторанах вам скорее всего подадут пиво, вино и прочее. Вроде бы кругом бары. Правда, при ближайшем рассмотрении, может оказаться, что "кругом" - это только в центре или в тех районах, где наблюдается скопление иностранцев, особенно европейцев с американцами. В обычном продовольственном магазине вино не продают, кроме, пожалуй, штата Гоа, который традиционно либерален к спиртному, но там это - "наследие колониального прошлого". Так что, если в Индии ночью вам "приспичит", надо предпринять известные усилия, потратиться на рикшу или, если с деньгами туго, довольно долго добираться куда-то пешком, где есть спиртная лавка... Днём часто можно увидеть рекламу индийских марок пива, да и купить его куда проще. Но за шесть недель, в разных штатах и городах я не заметил, чтобы пьянство было в Индии проблемой. Традиционные веры и образ жизни для большинства населения не включает питие алкогольных напитков в каждодневный ритуал.

Дорога в Агру

"Я уже вон сколько в Индии, а ничего ещё не видел!" - взмолился я, просидев очередной день в этом чудном доме в Дели и совершенно потеряв представление о том, что происходит. Забыв к тому же, что мы ведь - не туристы...

"Ни Аджанты тебе, ни Эллоры, ни, на худой конец, Хаураджо!" (тогда ещё я не мог правильно произнести "Каджурахо") - вопил я, словно укушенный пьяным скорпионом. - "Народу рассказать будет нечего Или детям показать!.. Где ваши хвалёные индийские древности? Где, наконец, эротика?"

"Мало тебе недревней!" - притворно обиделась подруга. Тут вошла Гоги и сказала:

"А вот и съездили бы в Агру?"

"В самом деле," - легко согласилась с нею Гину, - "я Тадж-Махала так ни разу не видела."

"Бог знает что!" - закипятился я, по инерции, что сам не видел ни Покрова-на-Нерли, ни Суздаля. - "Всё вконец потеряла, и стыд и национальное достоинство?!"

"Завтра и поезжайте," - сказала практичная Гоги. И тут же заказала нам билеты. По телефону. Даром, что художница.

Поезда на Агру идут с вокзала "Хазрат Низамутдин" (Hazrat Nizamutdin Station). По дороге на вокзал мы проехали какой-то комплекс за каменным забором, где были одни ворота с лаконичной надписью "In" ["Въезд"].

"Это электрический крематорий," - сказала Гину. - "Целая революция в Индии. Почище обретения независимости."

Я воззрился на неё, ничего не понимая.

"Ну как же!" - сказала она. - "Сам подумай: заветная мечта каждого индийца, его единственная долгосрочная цель в жизни - чтобы погребальный костер зажег сын. Оттого здесь так ценят сыновей и недооценивают дочерей... А тут, сам подумай - рубильник... Электрический!.. Но ничего, вроде прижилось..."

Электрический Тадж-Махал, подумал я. А может, ерунда это всё? Стоит ли париться? Целый день терять из-за того, что миллион раз уже видел, в кино и вообще...

На вокзале нас взяли в оборот кули. Увы, у нас нет вещей. Заулыбались: завтра, ладно? Ладно... Пройти на перрон можно только через узкую щель с металлообнаружителем. Рядом с ним страж, с детектором в руках. Отлично. Полная секьюрити. Но люди потоком прут на перрон, звонок звонит не переставая, страж тем временем с кем-то напряжённо общается, размахивая руками. Ах да: вчера ведь была очередная игра в мировом чемпионате по крикету...

Прямо на перроне расстелена небольшая подстилка, на ней семья, завтракают. Там же, на подстилке, играет крошка-дочка. Невдалеке мужик, сидя на корточках, вымешивает тесто для пирожков с картошкой, которые тут же жарятся в пальмовом масле. Прошла молодая, изящная женщина с тончайшими золотыми украшениями, в том числе на боковой части ноздри, вокруг изысканного уха, в волосах надо лбом. Это вовсе не означает, что она феноменально богата: ведь садится "как все", в обычный вагон, второго класса, где куда больше людей, чем мест, чем можно себе представить, и окна без стёкол перечёркнуты горизонтальной железной решёткой. Мы же топаем в первый, с кондиционером, что меня расстраивает по простой причине: не только затхло от кондиционера, но и жизни не видно, так как стёкла окон тонированные. Дорога туда-обратно в Агру стоит 532 рупии (около 11 долларов).

Справа, через проход, сидит сикх средних лет в идеально чистой чалме. У него тончайшее, изнеженное лицо со старинной восточной миниатюры. Чалма несколько кокетливо восходит мелкими ярусами, до главных трёх слоев на самом верху, стремительных, как полёт стрижа. Чалма тёмно-серо-голубая, цвета неба в пустыне, когда спускается ночь и задувает ветер. Индийцы-мужчины в массе своей все с усами. Гину, правда, заметила, что лица безусых интереснее: усы нивелируют, стандартизируют и уплощают их облик.

Поезд медленно сдвинулся, перрон с толпой отстал от нас. Пока едешь, природа почти не заглядывает в окна. Долго-долго тянутся разные делийские пригороды, чехарда лачужек и невысоких домиков, потом вечно что-то маячит: то завод, то какие-нибудь постройки. На равнине кругом поля, в том числе вокруг заводов и построек. Рожь-пшеница везде густая, высокая, где налита зелёным, а где уже и соломенно-золотая: скоро снимать урожай. Хотя на дворе март. Пересекаем огромную равнину - житницу Индии.

Восемь утра, солнце давно встало. Поезд замедлил ход, видимо перед станцией. Бурые, серые строения иногда прерывает небольшое поле, перерезанное тропинками, по которым во все стороны шествуют люди, в утреннем свете они как картонные фигурки. Несколько фигурок рассыпано по полю, они присели на корточки? Отдыхают? Молятся? Смотрят, правда, в разные стороны, и отнюдь не на Мекку. Может, йогой занимаются? Сидят вроде в "позе ворона". Спереди и сзади, до земли, всё закрыто полами длинных, как ночные рубашки, белых одежд.

"Здесь shitting fields," - невозмутимо сообщает Гину, почувствовав моё недоумение. (Как бы это на русском? Туалетный дол? Поля орошения? Поля сранья?) Невдалеке от облегчающих тело и душу индивидуумов куда-то неторопливо бредут люди, по своим, иного рода, делам.

Вот очередное поле на окраине малоэтажных, кирпично-каменных, мало-мальски городских кварталов. Тут же невообразимые строения из жести и подручных материалов. Везде копошатся люди, бегают дети, трюхают вездесущие коровы. Невооружённым глазом видно, что эти люди живут прямо на земле. Они, видимо, недавно попали в супер-муравейник этого, центрального района Индии. Или это те, кому вечно никак не везёт, ни в чём. Вот они и выкопали себе ямы, перекрыли их сверху, как землянки, тут же и огородик у них и утварь сушится. Существование вполне первобытно-общинное, хоть кино снимай.

А вот эти сделали первые шаги "из грязи в князи". Добрую половину возвышающихся здесь над землей жилищ-палаток накрывает прочная синяя плёнка или брезент. И то и то уже грязное, выцвело под солнцем. Такая палатка бывает совсем небольшой, на двоих-троих, или же грандиозным сооружением, по типу военных палаток, с нарами внутри, причём в дневные часы брезент часто поднимают, на всех четырёх сторонах, и вся жизнь семьи видна, как на ладони, будто это индийский вариант сериала "За стеклом".

Трудолюбие, изобретательность людей невероятны, и из окна поезда, неторопливо тянущегося в сторону Тадж-Махала, видно: жизнь в палатках порой меняется к лучшему. Вот прямо у переезда очередные палатки цвета грязи, но их брезент по низу уже придавлен одним-двумя рядами кирпичей и камней. А есть и такие, что обнесены низенькой кирпичной стенкой, всего в три-четыре кирпича, но они связаны раствором. А значит - это начало стены! Стены дома!!

Проходит время, и семья пристраивает к такому блоку новый. Либо рядом, либо сзади, либо над ним, как получится. Постепенно семья переходит наверх (или в задний кубик), а в переднем возникает крошечная лавочка. Но уже есть прилавок, уже имущие что-то на продажу отделили себя им от неимущих... Лавчонка медленно растет на дрожжах небойкой торговли, но дальше виден магазинчик, над которым, с небольшим отступом, высится второй, а не то и третий этаж всё той же семьи... Так выкристаллизовываются кварталы за кварталами новой жизни, новых устремлений к исконному - выйти из ряда себе подобных, выбиться вверх. Это - горнило индийского среднего класса.

А пока: вон идёт молодой бедняк. Серые штаны, бежевые сандалии, длинная рубашка-камиза, легкий шарф вокруг шеи, до колен, тёмный, на голове алая повязка. Элегантен. Независим. Беспечен. Ну прямо герой старого фильма.

Агра и Фатехпур-Сикри

К десяти мы в Агре. На нас тиграми кидаются зазывалы, Гину тарахтит на хинди, они демонстрируют ей свои жестяные таблички, где расписаны все варианты возможных удовольствий на день или два, с обязательным Тадж-Махалом. Как ни крути, лучше не придумать: джип с шофёром и гидом стоит 850 рупий на весь день, сюда входит и Тадж-Махал, и Красный форт, и поездка в заброшенный город Фатехпур-Сикри, и что-то ещё (как выяснилось позже, трёх горячих точек: мастерской-магазина каменотесов, ювелирного магазина и чайно-книжно-ювелирного магазина).

Тонкий, чуть странный, словно нервный, гид вьёт своё повествование про Агру, пока джип несётся в сторону Тадж-Махала. Страннее всего у него, пожалуй, голос: высокий-высокий, его, правда, хорошо слышно в шуме. Он словно выпевает английские слова, словно в опере; теперь ведь нередко поют на языке оригинала, хотя и не знают его. От ворот индийской святыни до неё самой, оказывается, нужно идти пешком, причём довольно далеко. По-видимому, одна из мер против возможной атаки террористов. Бредём по широким аллеям парка, вслед за всеми. Солнце печёт вовсю. К нам каждую минуту кто-то кидается, предлагая что-нибудь купить, подать, отдать. Гид, сверкнув глазами, одним-двумя словами обороняет нас, несколько раз напоминая: ни-ни! Вышли к величественным, похожим на оперные декорации строениям из красного песчаника. Будто это молельни для отшельников. Оказалось: здесь жили строители Тадж-Махала - строили-то не один год! Каждая из бесчисленных арок, просто открытых наружу, без окон-дверей, давала кров одной семье. Каменотёсов тогда навезли отовсюду, самых лучших, в том числе из Персии, Турции. Эти семьи потом остались в городе, до сих пор занимаются этим ремеслом.

Перед параллелепипедом высоких врат бурлила огромная толпа, которая у самого прохода внутрь свивалась, наконец, в очередь. Гид забрал мой паспорт и помчался к шеренге военных у пропускного пункта, вделанного в ворота. Гину проходила как "своя" - кто , в самом деле, по её виду скажет, что она иностранка? Вскоре он замахал нам из головы очереди: подходите. Уже хорошо. Почти как когда-то на Красной площади, где иностранцев, под недовольное ворчание многокилометровой очереди к мавзолею, запускали у Исторического музея, так что им ещё с полчаса приходилось ждать, прежде чем их гнали под землей мимо стеклянного гроба с законсервированным идолом.

Поселения в районе Агры застраивались ещё в XV - XVI веках. Позже во времена Империи Великих Моголов Агра стала фактически второй столицей государства. Именно здесь, на берегах реки, основатель династии Бабур разбил первый персидский парк. Позже императоры Акбар, Джахангир и Шах - Джахан старались украсить и возвеличить город. Мраморные с изящной росписью дворцы, инкрустированные самоцветами, непреступные крепости, мечети и прекрасные парки стали символами могущества империи.

Резиденция императора Акбара - Красный Форт окружён двойной стеной с четырьмя башнями. В его архитектуре воедино слились мусульманский и индусский стили. На территории крепости расположены Зеркальный дворец и белоснежная Жемчужная мечеть.

Тадж - Махал по праву считается непревзойдённой жемчужиной Агры, восьмым чудом света. Символ великой любви могущественного императора Шах Джахана к прекрасной Мумтаз Махал. Дворец строился с 1631 по 1653 год и поражает совершенством форм, монументальностью, филигранностью и богатством отделки. В проектировании и создании Таджа наряду с индийцами принимали участие мастера из Средней Азии, Ирана и Европы.

Войти в Тадж-Махал можно, лишь пройдя досмотр и обыск. Дважды: на входе в комплекс вообще и при входе в сад над рекой Ямуной, где парит мавзолей. Все металлические предметы требуется сдавать. На моих глазах получил "по шеям" молодой индиец, промешкал бросить свой сотовый в большое пластмассовое мусорное ведро, куда летели всякие калькуляторы, ножи. Он, видимо, пытался объяснить что-то стражам (как я, мол, его потом найду?), но был "не так понят"... Разбирают свои вещи на выходе, прямо из этого же ведра. Находят. При мне никаких скандалов или недоразумений не было.

Гид посветил фонариком внутри Тадж-Махала, чтобы показать, что мрамор там не простой, а светоизлучающий. В самом деле, видно, что свет проходит внутрь мрамора почти на сантиметр или даже больше. Значит, отражения у него многократные, с поверхности, а также из внутренних слоев. Поэтому мавзолей, наверное, так и выделяется на фоне неба своей силой свечения, особенно утром и вечером, когда "впитывает" в себя и переизлучает неяркий свет неба.

Как я ослеп, когда вышли из Тадж-Махала... И всё никак не мог придти в себя, часа два.

После поехали в магазин мастеров, которые делают такую же инкрустацию, как в Тадж-Махале. Сделать один стол, который продают долларов за 800, занимает месяц. При этом главное в том, что подгонка всех камней на алмазном круге стачивает ... кожу рабочего на руках. Стачивает полностью, до крови. Но его часть вознаграждения за такую работу позволяет ему прожить месяца два, дожидаясь, когда отрастёт новая ткань...

Мёртвый город, город-призрак - так прозвали сегодня Фатехпур Сикри.

Фатехпур Сикри ("Город победы") - был возведён императором Акбаром в честь рождения своего сына, с благословения суфийского мистика шейха Салима Чишти. Великолепный, величественный город, построенный из красного песчаника, стал символом силы и власти императора Акбара. В архитектуре ансамбля дворцов Сикри переплелись индийские, иранские и среднеазиатские мотивы. Через 12 лет из города ушла вода и он был навсегда покинут жителями.

В Фатехпуре Сикри Акбар пытался создать храм всех религий. Он мечтал о единой религии, которую назвал Дин - и - Илла, - квинтэссенции всех религий. Над дверью храма было высечено изречение Иисуса Христа: "царство Мое не от мира сего". Спаситель хотел сказать, что этот мир всего лишь временное пристанище, а не родной дом. Можно укрыться здесь на время, но невозможно остаться навсегда. Это только место для передышки во время длительного путешествия. Это временная стоянка, где можно переждать ночь, а утром вновь отправиться в путь. Здесь наш приют для отдыха в ночи, но с первыми лучами солнца мы покидаем его. И другой цели нет. Мы не остаемся здесь навсегда.

* * *

А вот что писал Рерих (http://www.mystic-world.net/Roerich/Publications/altai1.htm):

"Все остатки строительства Акбара имеют налет какой-то грусти. Здесь великий объединитель страны хоронил свои лучшие мечты, так непонятые современниками. В Фатехпур Сикри он беседовал со своим мудрым Бирбалом и с немногими, понявшими его уровень. Здесь он строил храм единого знания. Здесь он терял немногих друзей своих и предчувствовал, как не сохранится созданное им благополучие государства. И Агра, и Фатехпур Сикри - все полно безграничною грустью. Акбар знал, как будет расхищено достояние, данное им народу. Может быть, уже знал, как последний император дотянет до половины девятнадцатого века, торгуя мебелью своего дворца и ковыряя из стен дворца в Дели осколки мозаик."

* * *

Покинутый Фатехпур-Сикри - около Агры - полон знаками Единой веры, которую указал Акбар Великий, проповедуя Единого Бога. Среди дворцового двора еще стоит Храм объединенной религии. Легкомысленные писатели изумляются, отчего на стенах этого загадочного дома еще видны остатки столь разнородных изображений. Следы буддизма перемешаны с индусскими и христианскими фрагментами.

После смерти Хумаюна императором стал его сын Акбар (1556 г.). При Акбаре Дели не был столицей Индии. Двор находился в прекрасном городе Фатехпур-Сикри, недалеко от Агры, который теперь иногда называют "мёртвым городом". Когда обнаружилось, что в нём нет питьевой воды, императорский двор и все обитатели Фатехпур-Сикри покинули столицу. Акбар не любил Дели. В 1564 г., когда он проезжал через город, на его жизнь было совершено покушение. Дели и его жители более не смогли снискать доверия Акбара.

После 50 лет правления Акбара на трон Великих Моголов взошёл его сын Джахангир, правивший 22 года (1605-1627 гг.). Дели в это время превратился во второстепенный город, а двор Джахангира находился попеременно то в Агре, то в Лахоре.

* * *

На перроне в Дели нам загородил путь худой, нервный мужичок: "Такси нужно?" Ладно, говорим, такси всегда лучше рикши, особенно в громадном Дели, особенно к полуночи. Мужик попёр перед нами сквозь густую толпу, без конца, как лётчик-штурмовик, дёргая головой назад, проверяя, не зашёл ли противник в хвост. На улице на нас навалилась толпа возбуждённых водителей, но мужик отбил нас и... Тут выяснилось, что машина "будет". То бишь у него самого машины нет. Он не шофёр, он поводырь, так сказать, проводник. Проще говоря - посредник. Ему платят за каждого приведённого пассажира. Но не все, а те, с кем у него уговор. Их, как назло, поблизости не оказалось. Мужик замешкался, вроде растерялся. Толпа мигом сориентировалась и перед нами в полутьме вновь замелькали рты и руки жаждущих подвезти. Они отпихивали друг друга, как будто мы были последними пассажирами на свете. Прямо перед нами на миг дольше остальных оказался сикх с седой бородой, упакованной в специальную повязку, словно у него выскочила челюсть или же болели зубы, причем и борода и повязка были попачканы красноватой хной, как и его чалма, тоже в каких-то пятнах, вроде йода или ржавчины. Гину спросила его, есть ли машина, он кивнул и пригласил жестом идти за ним. Но толпа тут же глухо взвыла, а наш изначальный добродей вдруг в каком-то отчаянии стал отталкивать сикха и одновременно что-то завопил, по-видимому, взывая к окружающим: рятуйте, мол, честнoй народ, это ж разбой среди бела дня, с мясом клиента выдирают всякие сикхи проклятые, совсем распоясались, ни стыда у них и ни совести - и прочее, вполне гипер-эмоциональное... Неожиданно, в общем, заварилась довольно крутая каша. Сикх сцепился с нервным провожатым, они стали пихаться всерьёз, наскакивая друг на друга всем телом, чтобы только один оказался перед нами. Всё это заняло считанные секунды, но некий, невидимый для меня вулкан был явно разбужен, и пахнуло серой, откуда-то из нутра его грозно рыкнуло, так что всю округу затрясло...

И тут я разорался, во второй раз в Индии, даже не подумав о последствиях. Что лава, к примеру, зело горяча и течёт по непредсказуемым путям. Вкратце мой спич в этой палате общин под открытым небом был таков. Никто из нас ничего плохого ещё не сделал, и слава богу! Ты, уважаемый, меня купил? Нет. А живём мы, заметьте, в свободной и демократической стране. Ты вот поинтересовался у меня на перроне, не пригодится ли мне такси, и я тебе, как другу, честно сказал: да, Вася, не без того... У тебя есть такси? Нету. То есть оно есть, конечно, но - вообще. А мне нужно конкретно ехать прямо здесь и сейчас. Поскольку устал я от ваших этих древностей, достопримечательностей и прочего. А вот этот человек, пусть он и подвязанный по-своему, он тоже человек, как ты и как я. Но у него есть машина. Поелику он сам есть шофёр. А ты, брат, нет. Не шофёр ещё. Как будешь шофёром, сразу договоримся. А заломишь цену, я опять волен выбирать себе водилу. По той же причине - экономической и человеческой независимости. Мне, как это ни грустно, по фигу, что ты меня вывел из вокзала в люди. Впрочем, я б и сам сюда дорогу нашёл. Я ж ведь тоже человек, хоть и потребитель вашей услуги. Вы оказываете сервис, месьё? Отлично! А я имею право от конкретного сервиса отказаться. Потому что хочется чего-то другого... Может, я пешком пойду. Потому что я свободен, понимаешь: СВОБОДЕН.

Толпа молчала, поражённая. Видно, никто ещё не излагал эту проблему столь блистательно и столь кратко. А главное - убедительно. Так, что и возразить нечего. Словом, Цицерон'с. Поражён был и сикх. Он как бы не смел и верить, что слово, а не активная жизненная позиция решает подобные ситуации. "Так машина-то где?" - деловито напомнила Гину о сути происходящего. И немая сцена из ненаписанной пьесы тут же ожила: сикх поволок нас за собой во тьму, прочь от толпы, которая вновь заворчала, но уже вразнобой, и вот мы уже прошли один ряд припаркованных у вокзала машин, потом второй, третий, и так далее, пока, наконец, не оказались чуть ли не в двух кварталах от места несостоявшегося (благодаря моему ораторскому искусству) побоища. Тут мы погрузились в его побитый "амбассадор", он рванул с места, и все было бы ничего, но дикая скачка с саблями наголо вскоре увяла, смятая бесконечной стройкой по сторонам улицы: на заборах было на разных языках написано, что городские власти просят простить их за доставленное неудобство ради будущего удобства пользования невиданным в Индии благом - метро! Четырёхрядный проспект сузился до двух рядов, а потом и вовсе до одного. И тут, как назло, прямо перед нами, с грациозностью бегемота, из-за забора стройки выкатил ... асфальтовый каток, огромный, чёрный, пышущий жаром асфальта, который, видимо, он там по сей час укатывал, а теперь решил, что пора пошабашить, и вот он на полной своей скорости покатил перед нами. Конца и краю бетонным ограждениям по сторонам улицы не было видно, и мы плелись за этим механическим слоном с впечатляющим темпом: стрелка секундомера колыхалась где-то выше нуля, но ниже цифры "10". Километров, а не миль в час, напомнил я себе.

Водитель наш смотрел прямо перед собой, будто ничего не произошло, будто наш конь по-прежнему нёс нас прямо к победе. Но минут через десять, когда наконец в бетонной перегородке по центру улицы возникла прореха, для поворота в переулок, он резко взял вправо и помчал вперёд по ... встречной полосе. Мы несколько сжались, ожидая фронтального столкновения, но к счастью в перспективе улицы на этой стороне никого не было. На самом деле проскочить надо было всего один квартал, до следующего разрыва в перегородке. Сикхская борода победно взделась вверх, правой рукой шофёр стал барабанить что-то вроде победного марша. И тут, закрывая нам любую надежду на благополучный исход, из следующего переулка в наш ряд, перекатываясь с бока на бок, тяжко выполз здоровенный бык грузовика "Тата".